Русская эмиграция

Вообще обычно «первой волной» эмиграции из России считается «белая» эмиграция 1917-22 гг. Однако тут интереснее. Первый и самый известный московитский политэмигрант Андрей Курбский сбежал в Литву от репрессий Ивана Грозного ещё в 16 веке. Единичный случай? Угу. Только в смуту 1604 года, когда Лжедмитрий Первый шёл на Москву, в составе его войска был отряд русской дворянской конницы в несколько сот сабель, командовал которым сын Андрея Курбского, а составляли его московитские политэмигранты в Речьпосолитую и их дети, сбежавшие либо от Ивана Грозного, либо от Годунова. Этот эпизод даже в поэме Пушкина отражён. Интересно, правда?

Невозвращенчество восходит к тем же временам. Первым дворянскую молодёжь учиться наукам в Европу отправил Борис Годунов. Окончание обучение юношей в аккурат совпало с разгаром смуты. Из всей делегации в несколько десятков человек в Московию вернулся только один. Он погиб в первый же год по возвращении. Остальные остались в Западной Европе и быстро ассимилировались, благо образование за счёт русской казны получили приличное и быстро ассимилировались.

Далее эпоха Петра. В отличие от европейских стран, погранстража в России была учреждена не с целью взимания налогов, а чтобы предотвратить бегство холопов за границу, прежде всего в туже Речьпосполитую. Видимо явление было достаточно массовым, чтобы создать отдельную службу для поимки. Далее встречаем интересный указ Петра времён Северной войны. Он гласит, что любого русского, пойманного в форме шведской армии с оружием в руках надлежит вешать на месте. О как! Оказывается, таких было достаточно много, чтобы посвятить им отдельный указ. Ларчик открывается просто. Немалые земли бывшего Новгорода по состояния на 1700 год входили в состав земель шведской короны. Они отошли к Швеции в смутные времена.  Москва, разумеется, по привычке, считала их своими, бо православные и бывшие подданные московского царя. Стокгольм, понятно, своими. А они сами.  На момент северной войны они уже 80 лет были подданными Швеции, до этого 120 лет Московии, хоть, в отличие от Новгородатмосковские порядки и люди сюда не очень то добирались. А до этого века в составе Господина Великого Новгорода, русского княжества, с совсем иной, чем московская общественной традицией.

Это только у Пушкина до прихода русских в устье Невы одинокий финн бросал невод среди пустынных вод. На самом деле на месте нынешнего Санкт-Петербурга стоял шведский город Ниен и ещё около 40 (!!!) населённых пунктов, в которых проживали шведы, финны и русские. Так вот, для меня было шоком узнать, что при приближении русских войск две трети этого населения Ингерманландии, так тогда назывались эти земли, ушли со шведами. При этом самим шведам, которые спрашивали, почему они не идут на службу к русскому царю, некоторые из них отвечали «мы привыкли быть вольными людьми, а не рабами, как в Московии». Многие из них поступили на службу в шведскую армию и тот петровский указ был про них.

Но всё же о массовой эмиграции из России говорят, начиная с XIX века. Как правовое понятие эмиграция в дореволюционном российском законодательстве отсутствовало. Переход россиян в иное гражданство запрещался, а срок пребывания за границей ограничивался пятью годами, после чего нужно было ходатайствовать о продлении срока. В противном случае человек утрачивал гражданство и подлежал, в случае возвращения, аресту и вечной ссылке; имущество же его автоматически переходило в Опекунский совет. Начиная с 1892 года, эмиграция допускалась лишь применительно к евреям: но им в таком случае категорически воспрещалась любая форма репатриации.

Никаких иных регуляторов эмиграции не было. Соответственно, не было и ее адекватного учета. Статистика фиксировала исключительно лиц с легитимными паспортами, легально пересекавших границы империи.

Но надо сказать, что до середины XIX столетия и сами по себе случаи эмиграции были едва ли не единичными. Потом они несколько участились (главным образом по политическим мотивам), но число прибывающих в Россию неизменно превышало число ее покидающих. И только накануне и, в особенности, после крепостной реформы 1861 года положение серьезно изменилось: выезд за рубежи России, а стало быть и эмиграция, стал поистине массовым явлением. Собственно, началась первая волна русской эмиграции. Она носила этнический, религиозный и политический хпрактер.

За 1851-1915 гг. Россию с ее аграрной перенаселенностью покинуло 4,5 млн. человек, в основном крестьян, ремесленников и чернорабочих. В то же время рост эмиграции еще какое-то время не сопровождался формированием и ростом российской диаспоры, поскольку подавляющее большинство дореволюционных эмигрантов сами были иностранноподанными, в основном, выходцами из Германии (более 1400 тысяч человек), Персии (850 тысяч) Австро-Венгрии (800 тысяч) и Турции (400 тысяч человек)2. Тому же вторят и данные В. Оболенского (Осинского): за 1861-1915 годы из Российской империи выехало 4,3 млн. человек, в том числе почти 2,7 млн. – еще в ХIХ веке3. Правда, большая часть эмигрантов выезжала не из России в ее нынешних границах, а из ее западных губерний – сегодняшних Украины, Белоруссии, Молдавии, стран Балтии.

Начиная с 1870-х годов европейское и азиатское направления эмиграции сменились на американское (от 2/3 до 4/5 из числа выехавших). За 1871-1920 годы в Канаду, США и другие страны Нового Света переселилось около 4 млн. человек. Коэффициент репатриации эмигрантов, по некоторым оценкам, составлял 18%.

В количественном исчислении религиозная эмиграция, затронувшая главным образом духоборов, молокан и старообрядцев, была незначительной. Она развернулась в самом конце XIX века, когда около 7,5 тысячи духоборов переселились в Канаду и США. В 1900-е годы в США (главным образом в Калифорнию) переселилось 3,5 тысячи молокан5.

Эмиграция евреев с территории России началась после 1870 года, и с самого начала она ориентировалась на Новый Свет, и в первую очередь на США, где с момента провозглашения американской конституции, евреи пользовались точно такими же гражданскими и религиозными правами, как и христиане6. Евреи составляли более 40% эмигрантов из России. Среди 1732,5 тысячи уроженцев России, зафиксированных в США переписью 1910 года, на них приходилось 838, на поляков - 418, литовцев - 137, немцев - 121, а на русских - всего 40,5 тысячи человек.

За 1880-1890 годы в США прибыло 0,6 млн. евреев, за 1900-1914 - еще 1,5 млн., а всего за 1880-1924 годы - 2,5 млн. евреев из Восточной Европы, главным образом из России. Из 3,7 млн. евреев, проживавших в США в 1930 году, на выходцев из Восточной Европы приходилось не менее 80%, из них львиную долю (от 60% и выше) составляли евреи из России, главным образом, из местечек. Все это была, в основном, молодежь, а если по профессиям - то среди них преобладали ремесленники, мелкие торговцы и музыканты. В Америке же многие из них переквалифицировались в наемных рабочих, что, кстати, привело к формированию крупного еврейского пролетариата и сильных профсоюзов. Серьезную помощь новичкам оказывали их родственники, а также еврейские филантропические организации, созданные представителями еврейских иммигрантов предыдущей волны9.

За 1870-1890 годы в США переселились 176,9 тысячи российских евреев, а к 1905 году  их число достигло 1,3 млн. Всего за 1881-1912 годы, по данным Ц. Гительмана, из России эмигрировало 1889 тысяч евреев, из них 84% в США, 8,5% - в Англию, 2,2% - в Канаду и 2,1% - в Палестину. В этот период, напомним, российские евреи составляли около 4% населения Российской империи, но на них приходилось до 70% всей еврейской эмиграции в США, 48% всей иммиграции в США из России и 44% всей эмиграции из России

Политическая эмиграция из России была, может быть, и не столь многочисленна (соответствующей статистики, разумеется, никем и не велось), сколь сложна и представительна для всего широкого, с трудом поддающегося внятной классификации, спектра политических оппозиционных сил в России. Вместе с тем как никакая другая она была внутренне хорошо организована и структурирована: достаточно отметить, что только в Европе политические эмигранты из России издавали между 1855 и 1917 годами 287 наименований газет и журналов!

Вторая волна (1917-1922) связанна с революцией и гражданской войной. Возможно это самая «высококачественная» волна, в смысле образовательного, культурного и профессионального уровня эмигрантов. В её состав входили военные и гражданские лица, бежавшие от победившей в ходе революции и Гражданской волны советской власти, а также от голода. Эмиграция из большевистской России, по разным оценкам, составляла от 1,5 до 3 млн. человек. Однако (за исключением разве что “философских пароходов” с полутора сотней душ на борту) это все-таки были беженцы, а не депортанты. Здесь, безусловно, не учтены оптационные передачи населения, обусловленные тем, что части территории бывшей Российской империи в результате Первой мировой войны и революционных событий либо отошли к соседним государствам (как Бесарабия к Румынии), либо стали самостоятельными государствами, как Финляндия, Польша и страны Балтии (здесь же следует упомянуть и Украину, Белоруссию, страны Закавказья и Средней Азии и даже Дальневосточную республику – государства, с некоторыми из которых у России даже были договоры по оптации; однако, их реализация чаще всего отставала от аннексии этих стран РСФСР).

В 1921 году под эгидой Лиги Наций была создана Комиссия по расселению беженцев (Refugees Settlement Comission), председателем которой стал Фритьоф Нансен. В 1931 году было основано так называемое "Ведомство Нансена" (Nansen-Amt), а в 1933 году заключена конвенция о беженцах. Международные (так называемые “нансеновские”) паспорта, вместе с помощью Фонда Нансена и других организаций, помогли выжить и ассимилироваться миллионам людей, в том числе и еврейским беженцам из Германии.

Третья волна (1941-1945) - лица, перемещенные за границы СССР в ходе Второй мировой войны и уклонившиеся от репатриации на родину (“невозвращенцы”). Наш анализ принудительной репатриации советских граждан привел нас к оценке числа “невозвращенцев” не более чем в 0,5-0,7 млн. человек, включая и граждан прибалтийских республик (но не включая поляков, вскоре после войны репатриировавшихся с территории СССР). Национальной и социальной характеристики это волна не имела, большинство оставались просто от страха перед расправой на родине.

Четвёртая волна (1948 – 1989/1990) - это, по сути, вся эмиграция периода “холодной войны”, так сказать, между поздним Сталиным и ранним Горбачевым. Количественно она укладывается приблизительно в полмиллиона человек, то есть близка результатам “второй волны”.

Пятая волна (1990 - 199), то есть от «открытия границ, до прихода к власти Путина. В отличие от предыдущих периодов, здесь речь идёт уже только о РФ, а не о всей Российской империи и СССР, как прежде. Эмиграция чисто экономическая. Оценивается примерно в 1-1.2 млн. человек. По социальному и национальному составу.

Шестая волна (2000- наше время). Путинская эмиграция. Здесь очень сложны оценки. Российская статистика сильно занижает количество выехавших и показывает в разы меньший результат, чем показывают количество въезжающих принимающие страны. С другой стороны, некоторое количество граждан РФ получают ВНЖ и гражданства других стран и продолжают жить в РФ. Есть «возвратный» поток ранее выехавших эмигрантов. Кроме того, большое количество граждан РФ проживает по аозобновляемым визам или вообще нелегально и не подпадает вообще ни под какую статистику.  В целом эмиграция этого периода оценивается а 1.8-2.5 млн. чел. Но тут очень интересен график. С 2000 по 2011 виден чёткий спад эмиграции с 220 тыс. чел. в 2000 году, до 30 тыс. чел в 2011. Это явно «хвост» пятой волны и он очевидно затухает по мере улучшения экономической ситуации в РФ. Количество выехавших оценивается в  800-900 тыс чел. А вот с 2012 начинается резкий взлёт, который уже у 2015 достигает 300 тыс. чел. Это эмиграция разгрома болотной, «крымнаша» и связанного с ним кризиса. В целом оценка тут разнится от 1.2 до 1.8 млн. выехавших. Тут и политические мотивы и специалисты, которые не могут найти себе места в новой государственно-монополистической системе. Заметно много бизнесменов, испытавших сложности в кризис или столкнувшиеся с «беспределом» или «отжимом» бизнеса силовиками. По «качеству» эта эмиграция безусловно не дотягивает до второй, но заметно повыше пятой волны.

При подготовке материала использовались данные http://www.demoscope.ru/weekly/2006/0251/analit01.php

О будущем

К событиям в Москве. Собственно о самых событиях много говорить смысла нет. Один френд в Фейсбуке написал, что Россия перешла к методам прямого полицейского управления и поэтому теперь никогда уже не станет страной с конкурентной экономикой. Я ответил, что Путин понял, что Россия уже никогда не станет страной с конкурентной экономикой и потому решил перейти к мерам прямого полицейского управления, отбросив формальные атрибутику и процедуры, необходимые для иностранных инвесторов и «западных партнёров». (Мнение остальных его просто не волнует)

Я о другом. Я о том, что когда в России наступит очередная перестройка-оттепель (а она наступит с той неизбежностью, с какой зима сменяется весной и летом),  важно будет на это не купиться. Цикл диктатура-оттепель-диктатура повторяется в России, если задуматься, со времён Ивана Третьего. Продолжительность циклов меняется, но XX веку установилось примерно 25-30 лет диктатуры -5-10 оттепели. Это значит, что следующую  перестройку можно ожидать в 2025-30. Мне будет 55-60. Вполне социально-активный возраст по нашим временам. Помню, как в конце 80-х оживились многие и среди советской интеллигенции и из уехавших на Запад. Были надежды У меня тоже. Но, увы, если бы я знал то, что знаю сейчас, не обольщался бы. Надо понимать, что население России состоит из людей с сознанием московитов (они себя называют патриотами) и европейски мыслящих (их называются либералами). Соотношение сейчас примерно 85 к 15. Вторые более активны и потому видны, они постоянно хотят что-то изменить, догнать Европу, стать частью «цивилизованного мира» и т.д. Если общаться только в кругу единомышленников, может показаться, что вся страна в едином порыве мечтает о переменах…. Нет, вторых много больше. Вторые боятся любых перемен, стремятся к гомеостазу, хотят отгородиться от мира, запереться в «самой духовной» (сразу назвав её самой передовой) стране и ничего не менять. У них свои вожди и кумиры: Сталин, Иван Грозный, Александр Третий. Изменить русские европейцы сами по себе в стране ничего не могут. Просто полицейские силы подчиняющиеся диктатору давят из с лёгкостью, а подавляющее большинство население радостно поддерживает любое избиение и даже казни «врагов», грозящих наиболее милой им СТАБИЛЬНОСТИ. Это Макаревич и многие другие прекраснодушные либералы говорят о скрытом стыде росгвардейцев, избивающих демонстрантов. Это они по себе судят. Ни минуты те не стыдятся. Гордятся как как бесстрашно и решительно борются с заразой,  грозящей разрушить государство и горюют, что вождь не дал добро на что-то большее. Тут бы они… а как деды из НКВД и далёкие пращуры в опричнине уж развернулись. На пенсии эти ребята, как бы не изменились времена, будут глушить водочку, под селёдочку и вспоминать «родного и любимого Путина, которого все о как боялись». Как их деды вспоминали родного и любимого Сталина, при Хрущёве-Брежневе и сетовали на излишний либерализм действующего правителя.

Иногда на самый верх вдруг пробивается наивный «принц», или функционер, типа Александра Второго, Хрущёва, Горбачёва, который считает, что тут можно ввести либеральные порядки, дать свободу, войти в мировое сообщество. Начинается движуха, время надежд. Запад восторгается и бросается помогать. Зря. Размер имеет значение Каждая такая оттепель переводит в состав европейски-мыслящих примерно 3-5% московитов. Даже в сумме с уже имеющимися русскими европейцами, это не та критическая масса которая может что-то изменить. Потом, при наступлении диктатуры, в зависимости от её жёсткости,  часть из них гибнет и уходит в лагеря и на каторги, часть уезжает в эмиграцию, а часть залегает на дно, расползается вести кухонные разговоры, в ожидании новой перестройки и новых надежд. Но, самое трагичное, что и эта публика, по понятным причинам, очень отстаёт от основных мировых тенденций. Среди русских либералов, самые передовые мыслят категориями середины XX века, большинство вообще пребывает в веке XIX. И это обеспечивает неактуальность и запаздывание реформ, кода они случаются.

Но, самое главное, что большинство населения всех этих реформ не просто не принимает, а не понимает. Менталитет московитов чужд открытому протесту. Раз царь сказал, будем европейцами, значит будем, побреем бороды, оденем европейские камзолы. Зато прекрасно работают глухое сопротивление, выстраивание родственных и клановых связей, а иногда и обычный заговор и бунт. Но, самое главное, либерализм, дарование свобод, эта публика понимает исключительно как слабость правителя, который не настоящий царь, которому можно не подчиняться, если за это не высекут. А либерал считает порку на конюшне страшной гадостью. А без порок управление московитами не работает. И поэтому почти все «либеральные принцы», к концу правления скатывались к авторитарным методам и сами готовили базу для дальнейших «заморозков».

Так будет и в дальнейшем, если, конечно, очередная оттепель с ослаблением не приведут к крушению и разделу государства как такового. И не стоит особо полагаться на реформы домощенных реформаторов, прочитавших книги о том, как живёт на Запад и скатавшихся туда на экскурсию. У них не получится Запада в России, у них получится Московия с бритой бородой и в европейском платье. И не стоит верить вздохам московитов «Это всё из-за Путина, нас обманули проклятые единоросы и ТВ». Знаем, слышали в 90-х. Это просто мимикрия под нового царя. Придёт время, и они отыграют своё и поставят памятники своим истинным кумирам: Сталину и Ивану Грозному и восславят любого кто вернётся к их методам. В очередную оттепель можно будет только помочь тем, кто будет в этот момент русским европейцем как-то найти себя в этом мире. Это максимум что можно сделать.

И что бы я сделал, если, зная всё, что знаю сейчас, проснулся бы утром 22 августа 1991, на пике либеральных надежд и со вкусом победы, снова 21-летним, в своей петербургской квартире? Стал бы готовиться к эмиграции, немедленно. Даже если бы я имел основания полагать, что в этой реальности можно что-то изменить и пустить события по другому пути, я бы знал,  на самом деле в основе изменить ничего нельзя. Впрочем, это уже личное.